Виталий Полищук - И на этом все… Монасюк А. В. – Из хроник жизни – невероятной и многообразной
А потом я шел по улице, а она впервые открыто стояла на крыльце и провожала меня…
А после экзамена по немецкому языку вечером мама спекла пирог и поздравила меня с медалью – я выполнил свой план на время учебы в школе! У меня должна была быть лишь одна четверка в аттестате – как я и думал, по математике, так что родители могли меня поздравить.
Ну, и чтобы завершить достойно день, я позвонил Миуту и предложил:
– Пошли на танцы!
– Щас! – обрадовался он. Валерка получил четверку по немецкому, не ожидал и этого, и был рад. – Оденусь и приду!
На танцах было очень много молодежи. Но все откровенно скучали – медленные танцы поднадоели, а твист по-прежнему танцевать не разрешали. В парке на этот случай дежурили несколько милиционеров.
Я поболтал немного с нашими, потанцевал пару танцев. Было уже поздно, и никто новый на площадку не приходил, но только не… Конечно же, Рукавишникова!
Она была на этот раз не столь утонченно одета, да и прическа на голове была самая обычная, и я нашел глазами Миута.
– Ты? – спросил я его взглядом, и он отвел глаза.
Так вот кто по телефону осведомляет Варьку!
Но какого черта! Про обиду я давно забыл, милиционер получил свое… И я двинул сквозь толпу танцующих в сторону Варвары.
И тут меня придержали за руку несколько наших местных ребят.
– Толь! – сказал один из них, Петька Могилов по кличке Могила. – Тут двое новосибирских ребят, могут показать твист, но одни, без местных, не хотят. Станцуй с ними, ну давай!
У меня был хороший день! И меня понесло. Станцую, а потом помирюсь с Варькой, решил я.
Могила подошел к оркестрантам и что-то им сказал, и ребята «вдарили» «Лучший город Земли» Бабаджаняна.
Ко мне подвели двоих ребят, мы поздоровались за руку, и затем я начал. Я вращал корпусом, время от времени нагибая его то вперед, то назад, выгибаясь чуть ли не параллельно деревянному настилу. Ребята не оставали, и скоро вокруг нас начали хлопать в такт мелодии, и постепенно нас окружили все, кто был здесь, и они хлопали, и этим, наверное, и привлекли внимание милиции.
Наклоняясь назад в очередной раз, я увидел в фотографическом ракурсе (то есть вверх ногами) знакомое лицо – к нам, хищно улыбаясь и одним движением раскрывая резиновую дубинку с шариком на конце, приближался мой недруг-лейтенант.
Он был в форме и судя по всему – на этот раз «при исполнении».
Я не мог поставить под удар наших гостей, и поэтому сначала прикрыл их, став лицом к лейтенанту, а потом повернулся к нему спиной я руками отправил новосибирцев в толпу.
Вот по спине-то он меня и ударил – с размаху, от души.
Я выгнулся от боли, и последнее, что я помню – это рев разъяренной молодежи, фигуру лейтенанта, которого на руках передавали друг другу наши парни к выходу, и вышвырнутую вслед за ним милицейская фуражка.
А потом меня быстренько вывели за пределы парка и Миута привел меня домой.
Генеральную репетицию нашего ВИА на этот раз – при участии Иванковой, мы провели 29 июня.
А на следующий день вечером начался наш выпускной вечер.
Родители Миута и мои были на вечере. От класса «А» на вечере были в числе других родители Рукавишниковой.
Ребята были в темных костюмах. Девчонки… какими красивыми были девчонки! Но лучше всех были наши – они все пришли в парадной школьной форме – в белых фартуках.
Но прически они все сделали себе офигенные!
И еще они использовали косметику, и надели кольца (раньше у нас кроме сережек ничего этого было нельзя).
Торжественная часть прошла по классам, получили мы аттестаты, я и еще три человека – серебряные медали. И разошлись по домам.
А потом мы собрались вновь и сели за столы.
Было около десяти часов вечера. И мы начали открывать бутылки с шампанским.
Рукавишникова и другие «ашники» сидели почти напротив нас, и поймав взгляд Варьки, я чуть-чуть пошевелил в воздухе пальцами – мол, привет! Она тут же подняла нос кверху.
Ладно, подумал я. Я тебя уем! И я сказал Миуту, Чернявскому и Боброву, что нужно им будет сделать во время нашего выступления.
Тем временем началось выступление художественной самодеятельности. В зале стоял шумок, пацаны вовсю баловались винишком, девчонки – болтали и понемногу ели, а Рукавишникова поглядывала на меня и злилась. Ну, Варька, погоди, блин!
Я поймал на себе еще чей-то взгляд и увидел бывших наших учителей – учительницу химии Мехову Марию Ивановну, учительницу биологии Марию Алексеевну, нашу «классную» Зинаиду. И вдруг мне показалось – да нет, я уверен, что не ошибся. В их глазах была какая-то печаль, словно они провожали на вокзале близких людей и знали, что больше уже их никогда не увидят.
И я понял, что они любят нас, и всегда любили, даже когда ставили двойки или ругали нас.
И словно что-то сжало мне сердце.
Каким-то образом это почувствовали и другие. Потому что неожиданно встал со стаканом в руке самый настоящий наш школьный хулиган, Павлик Хоппер, и громко попросил:
– Дайте сказать!
И затем, повернувшись в сторону стола учителей, сказал,
– Я хочу выпить за вас, наших учителей! Каждый год сотня нас уходит из школы, и каждый сколько-то крови вашей выпил! А вы нас терпели и учили. И поэтому спасибо вам!
Учителя стали вставать, встали и мы, и тут началось…
Девчонки обнимали учителей и плакали, парни жали руки мужчинам, я лично – обнял Марию Ивановну, и она шмыгнула носом..
Плакали все – девчонки, учительницы, наши мама…
А потом объявили наш выход.
Первой песней я объявил «Царевну Несмеяну». Это был удачный выбор. После слез радости и печали…
Впрочем судите сами. Пела песню Валя Иванкова.
ТЫ СТОИШЬ У ОКНА
НЕБОСВОД ВЫСОКИЙ СВЕТЕЛ,
ТЫ СТОИШЬ, И ГРУСТИШЬ,
И НЕ ЗНАЕШЬ, ОТЧЕГО…
ПОТОМУ, ЧТО ОПЯТЬ
ОН ПРОШЕЛ И НЕ ЗАМЕТИЛ,
КАК ТЫ ЛЮБИШЬ ЕГО,
КАК ТОСКУЕШЬ БЕЗ НЕГО.
РАССКАЖИ, ПОДСКАЖИ,
РАЗВЕ В НЕМ ОДНОМ ОТРАДА,
ИЛИ ПРОСТО ТЕБЕ
СТАЛО ХОЛОДНО ОДНОЙ.
МОЖЕТ, ПРОСТО ТЕПЛА
ТВОЕМУ СЕРДЕЧКУ НАДО,
ЧТО Б НЕ ЖДАТЬ, НЕ СТРАДАТЬ,
И НЕ ПЛАКАТЬ ПОД ЛУНОЙ.
ВСЕ ПРОЙДЕТ, ВСЕ ПРОЙДЕТ,
БУДЕТ ПОЗДНО ИЛИ РАНО,
ЯСНЫМ ДНЕМ, ТЕПЛЫМ ДНЕМ,
ЗАСИЯЕТ ВСЕ КРУГОМ.
ТАК НЕ ПЛАЧЬ, НЕ ГРУСТИ,
КАК ЦАРЕВНА НЕСМЕЯНА,
ЭТО СВЕТЛОЕ ДЕТСТВО
ПРОЩАЕТСЯ С ТОБОЙ.
Сегодня к нам самостийно присоединился Берик – он работал теперь шофером у Надькиного отца и вовсю ухаживал за Лишайниковой.
Снаружи стояла машина – ГАЗ-69, Бериков как бы дежурил сегодня у нас на вечере. Но саксофон он в клубе взял и теперь вовсю выдувал на нем рулады.
Затем Валя исполнила «В лунном сиянии снег серебрится», почти все теперь танцевали. А вот моих девчонок не было – Иван Иванович категорически запретил присутствие несовершеннолетних в помещении, где распивают спиртное. Как он вообще Бульдозера с Моцартом пропустил!
Я играл партию ритм-гитары и рассматривал родителей Рукавишниковой. Отец ее – Петр Петрович, был высоким и смуглым, с волнистой копной волос, а мама – Людмила Олеговна, наоборот – пухлой блондинкой, с голубыми глазами и венцом косы вокруг головы.
Я рассматривал их, а они, кажется, меня.
А сама Рукавишникова на меня вообще не смотрела, зараза!
Далее Иванкова спела «Фею» Горького, и уступила место мне.
Мы спели «Сиреневый туман», потом «Дорогая женщина», потом…
В какой-то момент из зала раздался голос:
– На заказ! Даешь Варю-Варь!
К этому голосу присоединились еще несколько, потом еще, и я увидел, как встает с белым лицом Варвара, и тоже встал с места. Я подошел к блоку радиоузла, взял в левую руку микрофон, а правой – отрицательно поводил перед собой в воздухе указательным пальцем, громко «цокая» в микрофон:
– Тц-ц-ц-ц! Этого не будет!
И увидел, что вышедшая было из-за стола Рукавишникова замерла и стала поворачивать в мою сторону лицо.
– Исполнение этой песни было ошибкой, – сказал я. – И я никогда больше ее исполнять не буду.
– «Почти устал!» – крикнул кто-то, и мы запели романс.
А потом была «Дорожная», затем – «Цыган».
И под эту задорную мелодию, которую Берик своим саксофоном превратил в твист, все бросились на середину зала и не боясь наказания, принялись вертеть ягодицами и туловищами, и началось настоящее веселье.
А потом в завершении концерта Валя спела песню «Прекрасное далеко».
И в зале опять повисла нотка грусти.
СЛЫШУ ГОЛОС ИЗ ПРЕКРАСНОГО ДАЛЕКА,
ГОЛОС УТРЕННИЙ В СЕРЕБРЯНОЙ РОСЕ.
СЛЫШУ ГОЛОС – И МАНЯЩАЯ ДОРОГА,
КРУЖИТ ГОЛОВУ, КАК В ДЕТСТВЕ КАРУСЕЛЬ.
ПРЕКРАСНОЕ ДАЛЕКО,
НЕ БУДЬ КО МНЕ ЖЕСТОКО,
НЕ БУДЬ КО МНЕ ЖЕСТОКО,
ЖЕСТОКО НЕ БУДЬ!
ОТ ЧИСТОГО ИСТОКА,
В ПРЕКРАСНОЕ ДАЛЕКО,
В ПРЕКРАСНОЕ ДАЛЕКО
Я НАЧИНАЮ ПУТЬ…
Валя пела, а я смотрел на одиннадцатиклассников и думал, что лишь я один знаю, что ожидает всех нас.
![Елена Крестьянова - Зов Орианы. Книга вторая. Арктический десант. [СИ]](/uploads/posts/books/102926/102926.jpg)
